Он прижался лбом к ее коленям, обнял их. Тогда легкая рука погладила его по голове, взъерошила волосы.

Дронов посмотрел вверх. Вот теперь Мария глядела на него, глаза у нее были такие, будто она очень хочет ему что-то сказать.

– Я для тебя всё сделаю, мне бы только понять. Ты чего хочешь, а?

Но как он ни старался, так и не въехал. Заметил только, что в углах рта у нее стала просвечивать улыбка, а на скулах проступил румянец – тот самый, от воспоминаний о котором его бросало в жар все долгие месяцы.

И надо же, в такой момент в комнату вперся полковник. Причем сначала вошел, а потом уже постучал – привлек к себе внимание.

– Сергей Иванович, вас ждет директор. Идемте, я провожу.

– Я вернусь, – сказал Дронов Марии.

– Конечно, вернетесь. И очень скоро. Разговор будет недолгим, – уверил его Васильев.

А Сергей с неудовольствием подумал: «Откуда он знает? Может, я еще поломаюсь».

– Куда идти-то? – спросил он во дворе.

Других зданий поблизости не наблюдалось – одни кусты да деревья.

– Лучше подъедем. Территория здесь изрядная, до дирекции с километр будет.

Они сели в черную «волгу» – Александр Александрович за руль. Снял с сиденья кожаную папку, небрежно кинул назад, включил радио, и машина тихо зашуршала по асфальту.

По радио передавали новости. Сначала Дронов почти не слушал. Потом вздрогнул, навострил уши.

– …причем отдельные экстремистские элементы и просто горячие головы, не разобравшись в ситуации, пытаются возводить вокруг так называемого Белого дома баррикады. Решением Государственного комитета по чрезвычайному положению с двадцати одного ноль-ноль в Москве вводится комендантский час. Гражданам, не имеющим специального пропуска, выходить из дома запрещается. Нарушители будут задерживаться сотрудниками правоохранительных органов. Для поддержания законности и порядка в город будет введен дополнительный контингент внутренних войск, в том числе танки и боевые машины пехоты. Граждан просят сохранять спокойствие и во избежание несчастных случаев воздержаться от пользования частным автотранспортом. Временно исполняющий обязанности президента товарищ Янаев…

– Ёлки, это что за фигня? – ошарашенно спросил Сергей.

– Да, такие у нас дела, – хмуро ответил полковник. – Решается, быть Советскому Союзу или не быть. Именно поэтому директор и принял решение вывести вас из пасифицированного состояния, не доведя тестирование до конца.

– А зачем мы ему?

– Вы, Сергей Иванович. Персонально вы, в первую очередь. Однако мы уже приехали. Он сам вам расскажет.

Автомобиль остановился перед небольшим, уютного вида домом, к которому никак не подходило официальное название «дирекция». С отвеса черепичной крыши спускался густой занавес из стеблей дикого винограда, на высоких окнах с раскрытыми деревянными ставнями белели ситцевые занавесочки. Такие дома Дронов видел только в фильмах – французских или там итальянских.

– Ступайте-ступайте, – поторопил его полковник. – Я потом.

В прихожей на диване сидел человек в белой рубашке и галстуке, смотрел телевизор. На экране показывали площадь, битком набитую народом. Потом крупно балкон, и на нем Ельцин. Он тряс чубом и что-то говорил, охранник прикрывал президента Российской республики пуленепробиваемым щитом.

– Сегодня днем на площади перед Белым домом прошел многотысячный митинг в поддержку президента РСФСР Бориса Ельцина и российского правительства, – рассказывали за кадром. Никогда раньше Дронов не слышал, чтобы у телевизионного диктора взволнованно подрагивал голос.

Коротко оглянувшись на вошедшего, человек в белой рубашке показал:

– Вам туда. – И снова уставился в экран.

Внутри дом оказался больше, чем казалось снаружи. Сергей прошел по коридору, где на полу лежал домотканый деревенский коврик.

Приоткрыл дверь, думая, что попадет в предбанник или секретарскую.

Но попал сразу в директорский кабинет. Это было ясно по размеру, по Т-образному столу, по хреновой туче телефонов и карте мира на стене. Плюс в углу еще стоял государственный флаг.

Как следует всё разглядеть, правда, Дронов не мог – солнце уже клонилось к закату, а окна кабинета выходили на запад, так что пришлось прищуриться и даже прикрыть глаза ладонью.

У стены тоже помигивал телевизор, здоровенный – наверно, метра полтора по диагонали. Картинка та же – митинг перед Белым домом. Только без звука.

А у подоконника стоял мужчина, поливал из лейки цветы. На фоне ослепительного яркого прямоугольника было видно только силуэт.

Мужчина повернулся и сказал знакомым голосом:

– Давай сюда, Сережа. Что ты встал?

Это был Сэнсэй – такой же, как всегда, подтянутый, в элегантном синем блейзере, седой бобрик волос посверкивает на солнце.

Полицай Чубатый

– Вы? – обомлел Дронов. – А… а что вы-то здесь делаете?

– Работаю, Сережа. Уже который год.

Иван Пантелеевич подошел, по-дружески обнял питомца за плечо, усадил в кресло, а сам пристроился тут же, на подлокотнике, так что Сергею пришлось задрать голову.

– Сам всё обустраивал, налаживал. Даже дом этот сам спроектировал. В нем спокойно работается и хорошо думается. «Венецианское окно и вьющийся виноград, он поднимается к самой крыше», – с чувством продекламировал Сэнсэй какую-то цитату. – Теперь ты часто будешь здесь бывать.

– Так вы не в ВЦСПС работали? И не в ЦК? – всё не мог опомниться Дронов.

– Нет, Сережа. Я давно, с семидесятых, возглавляю направление по борьбе с Мигрантами. Сначала это был отдел, потом центр, потом управление, теперь вот Санаторий, но цель нашей деятельности не менялась. Смысл моей жизни – уберечь нашу бедную планету от оккупации. Васильев рассказал вам, что мы держим на особом учете всех «мутантов». Ты на это слово не обижайся, способность к мутации – неотъемлемое условие эволюции и вообще совершенствования. Тебя я вел лично, с самого начала. Во-первых, потому что парень ты перспективный. А во-вторых, потому что ты мне понравился. Ты не просто обладатель драгоценного Дара, ты личность, человек с характером. Я вырастил тебя медленно и любовно, как жемчужину в раковине – извини за такое лирическое сравнение. Ты мне давно как сын. Я знал, что однажды ты принесешь Родине и человечеству неоценимую пользу. Этот час настал.

– Погодите, Иван Пантелеевич! Но я же вам звонил, говорил про Санаторий, а вы… – Сергей дернулся из кресла, но директор удержал его.

– В тот момент я не мог поступить иначе. Не было ясности. Вы с Дарновским будто с цепи сорвались, и у нас возникло подозрение, не упустили ли мы тебя. Может быть, Мигранты опередили нас и активизировали мину замедленного действия. Задача на тот момент была одна: как можно скорей найти вас и обездвижить. Я говорил с тобой ровно столько, чтобы звонок запеленговали и локализировали. – Сэнсэй улыбнулся. – Но вы оказались шустрее. Оставили моих ребят с носом. Молодцы!

– А… А почему вы мне с самого начала, еще в восьмидесятом году, не объяснили что к чему?

– Для нас было очень важно понаблюдать за тобой. В каком направлении ты будешь развиваться, кто будет около тебя крутиться. Рано или поздно Мигранты вышли бы с тобой на контакт, и тогда, может быть, нам удалось бы взять кого-то из них. Это значило бы больше, чем победа Советского Союза в Великой Отечественной, уж можешь мне поверить. Но ничего, до Мигрантов мы с тобой еще доберемся. Пока же надо отбиться от «полицаев». Совсем они обнаглели, лезут из всех щелей. Ты мне одно скажи: на чьей ты стороне?

– На вашей, какой вопрос, – обиделся Сергей.

– Другого ответа я не ждал. Тогда слушай. – Иван Пантелеевич встал, подошел к телевизору, по которому все еще показывали толпу перед Белым домом. – Положение критическое. Некоторое время назад к нам поступили сведения, что Горбачев – «зомбоид». Наверх его протащили Мигранты – сначала в Политбюро, потом в генеральные секретари, то есть в лидеры одной из двух мировых сверхдержав. Вся так называемая Перестройка вкупе с Разрядкой – это тщательно разработанная диверсия, чтобы развалить планетарную систему ядерной защиты. На экстренной встрече компетентных лиц было принято решение нанести контрудар. Предатель человечества изолирован на крымской даче, власть в руки взял Госкомитет по чрезвычайному положению, ГКЧП. Но мы столкнулись с мощнейшим противодействием. В чем-то сплоховали сами, но главное – недооценили могущество и наглость Мигрантов. Они сорвали арест Чубатого, – Иван Пантелеевич кивнул на экран, где снова тряс седой челкой президент РСФСР, – а он тоже «полицай», это установлено стопроцентно. В результате сложилась патовая ситуация. В самом центре столицы гноится раковая опухоль, которую мы не можем прооперировать…